| |

Возвращение

Владимир Малявин

И когда я увидел в аэропорту благодушных тайваньских полицейских, я понял, что я дома.
Тайваньцы – самый дружественный иностранцам народ из всех виденных мной. Не гостеприимный в нашем смысле, конечно. В этом краю Земли никто не будет прижимать тебя к груди и звать к себе в первый же день знакомства, а русские жесты такого рода местного жителя, скорее, напугают. Но радушны и заботливы обитатели Прекрасного Острова – Формозы просто так, без всякой корысти. Много раз расспрашивал своих тайваньских знакомых, почему они так добры к приезжим из Европы и Америки, и никогда не получал ясного ответа. Отвечали только, что иностранцы для них гости.


Думаю, доброжелательность эта идет от покоя и смирения доступных только островитянам. Как-никак Тайвань – далекая провинция и Китая, и Японии, гордиться вроде нечем. И лежит он на краю бескрайнего до полной затерянности простора Тихого океана. В таком месте душа сама просится на покой.
Soft Machine. Машина мягкой жизни. Это название повести Уильяма Бэрроуза стало девизом поколения хиппи, хронологически – моего поколения. Такова же душа Тайваня.
Словно ангел пролетел в ночи над тайваньскими городами и своими мягкими крылами превратил бетонные коробки домов в разноцветные пластинки пластилина.
Легкость полета, легкость игры – свойство мира, еще не знающего преград, не расколотого на видящего и видимого, делающего и делаемого. Мир плотно-прозрачного воздуха, где все друг друга проницает и, следовательно, чувствует и живет. У пространства всеобщей чувствительности есть свой прообраз – утроба мировой пещеры, где земля утончается до воздуха, а воздух упруг, как живое тело. Покой этой пещеры чреват великим изобилием жизни.

Жертвы «белого террора» середины прошлого века


Пришел на занятие тайцзицюань в Парк 28 февраля и поразился тысячу раз виденной мной галерее портретов жертв так называемого «белого террора» на рубеже 40-50-х годов прошлого века. Фотографии выведены на стекло. Лица, почти растворенные в воздухе, не столько освещены солнцем, сколько сами излучают свет. Их душевной глубиной стала глубина самого неба. Можно уничтожить мир, но нельзя убрать его тень. Теперь эти лица, бесплотные и невесомые, никогда не уйдут, но и не будут давить на живых тяжестью своего величия.
В Европе, наверное, никогда не додумались бы до такой антимонументальной, хрупкой и притом публичной долговечности. На Тайване додумались, наверное, потому, что мудрость Китая испокон века требовала «опустошить», опрозрачнить себя – чтобы небесный свет просвечивал сквозь умную душу.

Плоть, где твоя плотность?
Смерть, где твое жало?

Только тот, кто пуст и прозрачен, достигнет полной сообщительности с другими. Достигнет не по глупости, хотя китайские учителя шутливо-назидательно иногда называли его глупцом. Только слабое и больное сознание замыкается в себе. Чем больше сознание открывается миру, тем оно бодрее и сильнее. В точке сообщительности (не-мыслимой, всегда отсутствующей) оно, поднимаясь из темных глубин телесного бытия и все больше себя проясняя, вспыхивает «ярче тысячи солнц». Свет Царства Божьего исходит из нас посреди нас.
Человек на самом деле должен учиться только одному: катаниксису (православное, между прочим, понятие), нежному отношению к бытию. И если кто-то сочтет сказанное пустой фантазией, пусть вспомнит о том, что для мастера-виртуоза и орудия, и материал его труда, и он сам – звенья одной цепи, волны одного потока, органы одного пустотного тела.
Нет человека полезнее миру, чем виртуоз. Мудрый – виртуоз сердца. В этом мы все равны. С чем всех и поздравляю.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Похожие записи

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *