Уданшань

Владимир Малявин

Солнечным майским утром я сошел с поезда на пустынный перрон маленький станции, и китайская старина всех времен, смешанная с торжественной вечностью зеленых гор вдали, объяла меня, как потоп Ноя. Из-под ржавых табличек и стершихся лозунгов на кирпичных боках унылых строений выглядывали обрывки иероглифов ушедших революционных времен. Сгорбленный,  морщинистый смотритель в непомерно большой фуражке проследил мой путь через обшарпанный «зал ожидания» мимо вонючего сортира на пыльную площадку перед вокзалом. Ни указателей, ни людей. Ничего страшного – я в Китае, где на всякий спрос есть предложение. Через секунду ко мне подбегает женщина, которая уже догадалась, куда мне надо, и предлагает машину с водителем. Иду с ней за угол и вижу перед собой вполне приличное черное авто: на таком мог бы ездить начальник отдела местного райкома.  При ней приличного вида парень, и цену до нужного мне места он запрашивает, по моим понятиям, не слишком неприличную: полсотни юаней. Сажусь в машину и через двадцать минут уже на месте: передо мной большие бетонные ворота с надписью Уданшань. Мне сюда.
Водитель советует остановиться до въезда на территорию заповедника. Говорит, что на самой горе будет намного дороже, и подводит к отелю с витиеватым названием «Гостиница для отдыха в выходные дни на Золотой улице». За номер после небольшой торговли плачу 270 юаней. Не много, не мало. Но, как оказалось, на самой горе, рядом с ее вершиной и разными достопримечательностями, можно найти неплохие гостиницы за две сотни, а то и дешевле. Так что не доверяйте случайным проводникам, особенно в Китае.
Не спеша собираюсь на встречу с даосской громадой и выхожу из гостиницы. Солнце уже печет вовсю, и я впервые за все время путешествия покупаю шапчонку на голову и бутылку воды. Приходится идти на маленькие уступки притязаниям природы.
Миновав длинный ряд сувенирных лавок с бесконечными «мечами Тайцзи горы Уданшань», попадаю в кассу. Местные власти не мелочатся: входной билет стоит аж 290 юаней, правда он действителен в течение двух дней. Из этих денег, как я потом узнал, самим даосам, как вообще принято в Китае, ничего не достается. Не удивительно, что спустя несколько дней я наткнулся в газете на заметку о том, что настоятели буддийских монастырей какой-то провинции – кажется, Хубэй – потребовали отменить плату за посещение храмов.
На горе теперь развитая туристическая инфраструктура: посетители передвигаются (бесплатно) на специальных автобусах, курсирующих между основными достопримечательностями, на вершину ведет канатная дорога (цена билета 90 юаней), за вход на главный пик, где стоит так называемый Золотой Дворец, надо заплатить еще 27 юаней. Служащие  одеты в черную униформу, на голове носят красные береты. Автобусные станции обросли ресторанчиками, магазинами, гостиницами, сувенирными лавками. Торговцы, не жалея голосовых связок, зазывают прохожих: Китай и на даосской горе – Китай.

Уданшань – не просто гора, а большой горный массив. Путешествие на автобусе от одной станции до другой занимает минут тридцать. За окном проплывают роскошные виды: поросшие курчавой зеленью склоны, пропасти, цепочки горбов на горных кряжах, время от времени  мелькают прилепившиеся к отвесным скалам, словно висящие над пропастью красно-зеленые храмы.  К главной вершине поднимаюсь на канатной дороге, с нее открывается бесконечная горная даль: горные хребты горбятся и извиваются как стая могучих драконов. С вершины спускаюсь по аккуратно выложенной лестнице,  открывая все новые памятные места. Спуск занимает часа четыре, его конечный пункт – Храм Южной скалы с оригинальными, почти квадратной формы павильонами, крытыми сине-зеленой – в древнем вкусе – черепицей. Рядом – небольшой храм, в классическом стиле висящий над глубоким обрывом.
Своим возвышением даосские храмы на Уданшань обязаны императору минской династии Юнлэ (это девиз царствования, и он означает Вечная Радость). Этот правитель пришел к власти в 1402 г. в результате государственного переворота. Его брат и предшественник на троне сгорел заживо в своем дворце. Нечистая совесть подвигла узурпатора на неординарные деяния: он снарядил несколько крупных морских экспедиций, чтобы заручиться признанием всех царств мира, и задумал собрать все написанное прежде в одну суперэнциклопедию. Ни то, ни другое не вошло в историю: корабли изрубили в щепки, собранная энциклопедия оказалась такой большой, что ее не смогли напечатать. Более успешным направлением этой политики неуемного самовозвеличивания, маскирующей внутреннюю неуверенность, было поощрение «людей Дао» на горе Уданшань. Покровителем последней считался, кстати, Темный Воинственный Император, владыка Севера и один из высших даосских божеств. Самый подходящий патрон для брутального самозванца. Обращение к даосизму тоже можно рассматривать как знак заметно усилившегося при минской династии авторитарного начала в имперской политике, ибо даосизм, подобно синтоизму в Японии или бон в древнем Тибете, был в большей степени ориентирован на поддержку царской власти, чем буддийская община (об этом см. очерк «Царство Курги» в моей книге «Цветы в тумане»). Наверное, Темный Воинственный Император в самом деле не случайно стал избранником местных даосов: в величественных пейзажах Уданшань мне почудилась какая-то неумолимая, жестко дисциплинирующая строгость. (Уданшаньские даосы, впрочем, упорно отказывались обсуждать со мной причины, по которым император Юнлэ  обратил внимание на их горы.)

На покровительстве императора Юнлэ и его преемников рассказ о связи Уданшань с воинственностью не заканчивается – напротив, только начинается. Уданшаньские горы стали колыбелью так называемого «внутреннего», или «мягкого» боевого искусства, которое учит побеждать силу ничем иным, как расслаблением и сопутствующей ему тонкой духовной чувствительностью. Отсюда пошли всемирно известные ныне традиции Тайцзицюань (Кулак Великого Предела), Багуачжан (Ладонь Восьми Триграмм) и еще двух десятков школ . Здесь же жил легендарный родоначальник «внутренних» школ даос Чжан Саньфэн (некоторые сведения об уданшаньских школах боевых искусств и Чжан Саньфэне приводятся в моей книге о тайцзицюань). Кстати о Чжан Саньфэне. На Тайване мне приходилось слышать от одного очень знающего человека, что Чжан Саньфэн жив и поныне. Местные даосы тоже так думают. По словам главы местной школы ушу Юань Лимина, последний раз Чжан Саньфэна видели в 80-х годах в храме Дачангуань, где легендарный старец с «бородой, звучавшей как металл», ночью варил рис, а изумленному сторожу заявил, что он здесь живет и никуда не собирается уходить, после чего чудесным образом испарился.
Я был на Уданшань один раз девять лет назад, встречался с тогдашним руководителем уданшаньской школы боевых искусств. Главным советником при нем был учитель по фамилии Лю из школы тайцзицюань в Чжаобао, ведущей родословную от Чжан Саньфэна. Теперь у меня была похожая цель: познакомиться с начальником школы боевых искусств при Храме Восьми небожителей (Басяньгуань) Юань Лимином. Учитель Юань встретил меня у автобусной остановки, где туристов потчуют местным чаем (о нем речь впереди).  Это был человек небольшого роста со стремительными движениями, волосами, собранными на макушке в пучок, как принято у даосов, и белой, словно светящийся изнутри кожей. Едва поздоровавшись, он потащил меня в узкую щель у дороги – там крутая и узкая лесенка вела в офис его школы. Половину небольшой комнаты занимал алтарь прежних мастеров школы вплоть до Чжан Саньфэна, с одной стороны алтаря стоял столик для чаепития, с другой – некое подобие канцелярского стола. Из офиса был выход на галерею, висящую над глубокой пропастью. Вдоль галереи располагались комнаты учащихся и общая кухня.
Моя первая встреча с учителем Юань Лимином была непродолжительной. Он спешил домой в уездный город Шиянь в десятке километров от Уданшань, где его ждали жена и сын, а на следующий день, в понедельник, занятий в школе нет. Перед отъездом учитель Юань передал мне ключ от квартиры в новом общежитии школы на окраине их маленького поселка. К квартире вела все такая же парящая над пропастью галерея,  из ее окна открывался прекрасный вид на окрестные горы с чайными плантациями.

В тот вечер ночую в своей гостинице у подножия горы, на следующий день осматриваю главный в местной духовно-административной иерархии  храм Пурпурных небес. В одно время со мной к храму подошла группа паломников в голубых одеждах. Их сопровождали несколько человек в желтых куртках, немилосердно колотивших в барабаны и гонги, взывая к богам. Храм оказался большой, с «ароматом древности». Дворы выложены грубо обтесанным камнем, сквозь камни пробивается сочная трава. Последний павильон двухэтажный, с алтарями на первом и втором этажах, так что последний этап подъема на небеса можно исполнить буквально.
Ночевать приезжаю уже в Басяньгуань. Вечером неожиданно звонит управляющий  чайной фабрики, которая располагается тут же, в Басяньгуане. На Уданьшань, оказывается, выращивают отличный зеленый чай и не менее замечательный черный. Урожай этого, как его здесь называют, «даосского чая» невелик, так что продукция местной чаеразвесочной фабрики мало известна в самом Китае. Думаю, незаслуженно. Вместе с менеджером дегустирую уданский чай, покупаю образцы и в кромешной тьме и не менее полной тишине отправляюсь спать.

На следующий день прихожу на занятия учителя Юаня. Ученики, числом в полтора десятка, занимаются на площадке прямо у дороги, в тени большой плиты с надписью: «Согласие в каждой деревне – согласие во всей Поднебесной». Упражнения выполняют большей частью самостоятельно, но очень усердно и дисциплинированно. Учитель Юань, впрочем, внимательно за ними наблюдает, то и дело что-то показывает и подробно объясняет что-то то одному, то другому. Учитель он, как видно, заботливый и серьезный. Охотно отвечает на все вопросы. При мне показал, как надо спать по методу местного знаменитого даоса Чэнь Туаня и что на практике означает фраза в каноне тайцзицюань «ци должно бурлить-кипеть». Ученики к нему, как я выяснил, приезжают  со всего Китая и попадают в школу после тщательного отбора. Иностранцев всего двое, оба европейцы: парень венгерско-немецкого происхождения и негритянка из Парижа, где она всего несколько месяцев назад и познакомилась с учителем Юанем. Занимаются ученики в основном базовыми упражнениями и разными видами оружия: кто пикой, а кто мечом и даже мухогонкой. Видно, выбирают оружие по своему вкусу.
Во время занятия расспрашиваю учителя Юаня об уданшаньских школах ушу. Он, помимо прочего, обнаруживает прекрасное знание классических текстов тайцзицюань. В частности, он подтвердил правоту моего толкования одного трудного пассажа, где термин «ци» (жизненная сила, своего рода информационный субстрат жизни) имеет принятое в разговорном языке значение «волноваться», «сердиться», «сбивать себе дыхание», чего не поняли многие комментаторы и переводчики (см. мою книгу о тайцзицюань, с. 383).
Во время обеденного перерыва к учителю Юаню неожиданно пришел его друг по фамилии Чжэн, мастер игры на китайской флейте. По словам Чжэна, он часто выезжает на даосские молебны по всему Китаю, несколько раз побывал на Тайване. Мы весело разговариваем о даосской музыке, достоинствах ее «чистого звучания». Воодушевившись, учитель Юань даже исполнил небольшой комплекс фигур уданской тайцзицюань под звуки флейты друга.

В пять часов занятия заканчиваются: ученики строятся в линию и выкрикивают: «Шифу синьку!» — «Учитель, спасибо за труды». А мне пора уезжать. Учитель Юань любезно подвозит меня до станции. Мой поезд приходит в 11 часов вечера, в моем распоряжении еще 4 часа. Присаживаюсь в ресторанчике, ужинаю и пишу свои записки. Часам к десяти не спеша прихожу на станцию, сажусь где почище, приготовившись отсидеть в этом грустном месте еще час. Вдруг морщинистый смотритель подходит ко мне, смотрит на мой билет и тащит меня на перрон. Оказывается, мой поезд приходит на час раньше расписания! Поистине, на Уданшане нет времени. Хорошо, что хватило интуиции придти пораньше.
Поезд мягко трогается, а я вытягиваюсь на койке и вижу сны про зеленые склоны Уданшань.