Евразия и мир

одной точке зрения, одной перспективе видения, а истина – свобода от этой привязанности. Не следует ли отсюда, что постмодернистский культ развлечения и игры на самом деле не может разрушить твердыню Дхармы и создать ее ложный, обманчивый суррогат? Легенда о Великом инквизиторе как-будто неуместна и даже невозможна применительно к восточным религиям, которые не знают лжи, выдающей себя за истину***. Эта догадка, возможно, послужила бессознательным поводом для появления на Западе мифа о «хитрых», «бездуховных» азиатах совершенно равнодушных к истине.

Теме превращения как игры самого бытия и чистого, ничему не тождественного различия уготовлено быть стержнем вызревающей сейчас новой идеи всемирности. В конце концов чистая актуальность или, по-другому, бесконечная конечность, сама по себе безымянная, является глубочайшей правдой человеческого существования, основой, как сейчас модно говорить, личностной идентичности. Речь идет о преемственности в бездне перемен, цельности неисчерпаемого множества, подобии бесподобного. Только таким можно мыслить мир, наполненный человеческим присутствием. Принцип существования этого мира, его главная «премудрость» – в «чудесном», «утонченном» соответствии, неопределимой совместности трансцендентного и имманентного, внутреннего и внешнего. В этом мире всякое выражение есть сокрытие, слово всегда ино-сказательно и нет ничего более близкого, чем предельно далекое. Вот подлинно всечеловеческий мир.
Мы знаем уже, что в этом мире все делает-ся посредством рассеивания, раз-делки себя. В нем человеческая социальность обнажается теми и для тех, кто сумел снять, преодолеть все внешние формы общественности. Ближайшим прообразом такого социума выступает школа духовной практики – общность, подобно семье, замкнутая и внутреннее самодостаточная, обеспечивающая преемственность поколений в полноте родовой жизни. Школа духовной традиции, как известно, и является подлинной основой общественной жизни в евразийском мире. Она обеспечивает единство общества на уровне наиболее глубоких, недоступных индивидуальной рефлексии слоев жизненного опыта, отчего общества в Евразии при всей их институциональной рыхлости и текучести отличаются необыкновенной устойчивостью их мировоззренческих и культурных посылок.
Соответственно, политика в Евразии перехлестывает собственные рамки, не укладывается в прокрустово ложе идеологических схем, выстраивается сообразно невидимой оси, соединяющей два непрозрачных, всегда отсутствующих друг для друга полюса: «небесной» выси имперской власти и «земной» толщи повседневности. Пространство взаимной соотнесенности этих полюсов превосходит область публичной политики и должно быть названо, скорее, метаполитикой: стратегическим по сути искусством скрытого воздействия, одним словом – искусством «утонченных соответствий» .
Не нужно обладать большой проницательностью, чтобы видеть: неписаные законы евразийской метаполитики полностью соответствуют принципам и тем более практике политического уклада на просторах России и всего СНГ. Но до сих пор отсутствует понимание природы этого уклада и, что особенно важно, его нравственной необходимости и ценности. Мы думаем не так, как живем и при этом обкрадываем сами себя. И, может быть, наша задача состоит не в том, чтобы устранить разрыв между тем и другим, а в том, чтобы научиться этот разрыв понимать и даже – кто знает? – пользоваться им.
Вопрос далеко не только академический. Речь идет о выработке универсального, ко всему человечеству обращенного и подлинно
читать далее >>